Мне безумно нравится ее творчество. Её стихотворения сводят с ума, больно задевают самые тайные уголки души, говорят правду в лицо громно, безапелляционно и язвительно. Ей тяжело, она не счастлива и, наверное, не сможет быть счастливой...Но ее стихотворения помогают жить и идти дальше не смотря ни на что. Потому что знаешь, что не один такой. Потому что кто-то еще может справится с этой кричащей болью, которая периодически вырывается наружу.
________________________________
Было белье в гусятах и поросятах – стали футболки с надписью «Fuck it all». Непонятно, что с тобой делать, ребенок восьмидесятых. В голове у тебя металл, а во рту ментол. Всех и дел, что выпить по грамотной маргарите, и под утро прийти домой и упасть без сил. И когда орут – ну какого черта, вы говорите – вот не дрогнув – «Никто рожать меня не просил».
А вот ты – фасуешь и пробиваешь слова на вынос; насыпаешь в пакет бесплатных своих неправд. И не то что не возвращаешь кредитов Богу – уходишь в минус. Наживаешь себе чудовищный овердрафт. Ты сама себе черный юмор – еще смешон, но уже позорен; все еще улыбаются, но брезгливо смыкают рты; ты все ждешь, что тебя отожмут из черных блестящих зерен. Вынут из черной, душной твоей руды. И тогда все поймут; тогда прекратятся муки; и тогда наконец-то будет совсем пора. И ты сядешь клепать все тех же – слона из мухи, много шума из всхлипа, кашу из топора.
А пока все хвалят тебя, и хлопают по плечу, и суют арахис в левую руку, в правую – ром со льдом. И ты слышишь тост за себя и думаешь – Крошка Цахес. Я измученный Крошка Цахес размером с дом.
Слышишь все, как сквозь долгий обморок, кому, спячку; какая-то кривь и кось, дурнота и гнусь. Шепчешь: пару таких недель, и я точно спячу. Еще пару недель – и я, наконец, свихнусь.
Кризис времени; кризис места; болезни роста. Сладко песенка пелась, пока за горлышко не взяла.
Из двух зол мне всегда достается просто
Абсолютная, окончательная зола.
________________________________
Ну вот так и сиди, из пальца тоску высасывая,
чтоб оправдывать лень, апатией зарастать.
И такая клокочет непримиримость классовая
между тем, кто ты есть и тем, кем могла бы стать.
Ну сиди так, сквозь зубы зло матерясь да всхлипывая,
словно глина, что не нашла себе гончара,
чтоб крутилась в башке цветная нарезка клиповая,
как чудесно все было в жизни еще вчера.
Приключилась опять подстава, любовь внеплановая,
тектонический сдвиг по фазе – ну глупо ведь:
эта жизнь по тебе катается, переламывая,
а ты только и можешь дергаться и реветь.
Вера-Вера, ты не такая уж и особенная,
это тоже отмазка, чтоб не пахать как все;
а война внутри происходит междоусобная,
потому что висишь на чертовом колесе,
и повсюду такое поле лежит оранжевое,
и дорог сотня тысяч, и золотая рожь,
и зрелище это так тебя завораживает,
что не слезешь никак, не выберешь, не допрёшь;
тот кусок тебе мал и этот вот не хорош.
(...)
Выдыхай, Вера, хватит плакать, кося на зрителя,
это дешево; встань, умойся, заправь кровать.
Все ответы на все вопросы лежат внутри тебя,
наберись же отваги взять и пооткрывать.
Бог не требует от тебя становленья быстрого,
но пугается, когда видит через стекло –
что ты навзничь лежишь полгода и, как от выстрела,
под затылком пятно волос с тебя натекло.
Ты же славно соображаешь, ты вихрь, ты гонщица,
только нужен внутри контакт проводков нехитрых.
Просто помни, что вот когда этот мир закончится –
твое имя смешное тоже должно быть в титрах.
_____________________________
Взрослые – это нелюбознательные когда.
Переработанная руда.
Это не я глупа-молода-горда,
Это вы
не даете себе труда.
Назидательность легкая, ну, презрительная ленца.
Это не я напыщенная овца,
Это вас ломает дочитывать
до конца.
Потому что я реагент, вызываю жжение.
Напряжение,
Легкое кожное раздражение;
Я свидетельство вашего поражения,
вашей нарастающей пустоты.
Если она говорит – а кому-то плачется,
Легче сразу крикнуть, что плагиатчица,
Чем представить, что просто живей,
чем ты.
Я-то что, я себе взрослею да перелиниваю.
Заполняю пустую головку глиняную,
И все гну свою линию,
гну свою линию,
металлическую дугу.
Я же вовсе не про хотеться да обжиматься,
Абсолютно не про кокетство, не про жеманство,
Не про самоедство, не про шаманство –
Даже видеть этого не могу.
Я занимаюсь рифмованным джиу-джитсу.
Я ношу мужские парфюмы, мужские майки, мужские джинсы,
И похоже, что никому со мной не ужиться,
Мне и так-то много себя самой.
Потому что врагам простые ребята скальды
На любом расстоянии от кости отделяют скальпы,
Так что ты себя там не распускал бы,
Чтобы мне тут сниться, хороший мой.
____________________________
Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем;
Потянешься к тыщам – хватишь по голове.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим –
Без преданной острой финки за голенищем,
Двух граммов под днищем,
Козыря в рукаве.
Все ржут, щеря зуб акулий, зрачок шакалий –
Родители намекали, кем ты не стал.
Свобода же в том, чтоб выпасть из вертикалей,
Понтов и регалий, офисных зазеркалий,
Чтоб самый асфальт и был тебе пьедестал.
Плюемся люголем, лечимся алкоголем,
Наркотики колем, блядскую жизнь браня.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно голым,
Как голем,
Без линз, колец, водолазок с горлом, -
И кожа твоя была тебе как броня.
Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем;
Потянешься к тыщам – хватишь по голове.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим –
Без преданной острой финки за голенищем,
Двух граммов под днищем,
Козыря в рукаве.
Все ржут, щеря зуб акулий, зрачок шакалий –
Родители намекали, кем ты не стал.
Свобода же в том, чтоб выпасть из вертикалей,
Понтов и регалий, офисных зазеркалий,
Чтоб самый асфальт и был тебе пьедестал.
Плюемся люголем, лечимся алкоголем,
Наркотики колем, блядскую жизнь браня.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно голым,
Как голем,
Без линз, колец, водолазок с горлом, -
И кожа твоя была тебе как броня.